но в явь и не вообразить насколько он терзает себя.
Помню только крик. Отчаянно громогласный крик мужчины, которому больно. Кто-то скажет слабость… Нет, это живая боль. Настолько живая, что кажется ты уже не живешь, а она в тебе прорастает.
Глотала слезы, ускоряя шаг и теряясь в сумраке, потому что больно за малыша, которого нет. За себя…и за него. За нас троих, что так и не смогли стать семьей, как в сказках про долго и счастливо.
В последний раз бросаю взгляд на Москву, прежде, чем ее оставить. Безусловно, на премьеру я вернусь, Андрей уже забронировал билет и отель подальше от этого района.
Наверное, так и должно быть. Это правильно.
Несмотря на крохотное желание узнать в порядке ли он, я все равно должна сделать так, как поступила в прошлый раз. Очень надеюсь, что он разберется в паутине той лжи, что крепко зафиксировала его в середине…И тоже когда-нибудь станет счастливым.
Как бы больно мы друг другу ни делали, каждый заслуживает второй шанс. Возможность написать новую историю, без ошибок. Такую, от которой сердце будет радоваться каждую минуту.
Забираю чемодан, и немного нервничая перед перелетом, выхожу, закрывая дверь квартиры пятьсот восемьдесят девять.
Лифт и глупая надежда, что у нас будет последняя минутка. Но нет.
Ключи консьержу и выход к ожидающему такси.
Как только сажусь в машину, от созерцания отдаляющегося дома отвлекает телефон.
«Я бы на твоем месте больше здесь не появлялась!»
Нетрудно догадаться, кто этот аноним. Смахиваю, оставляя непрочитанным и включаю авиарежим.
Спустя несколько часов я уже стою на стойке регистрации, и бросая взгляд в зал, где собралось множество пассажиров, мне кажется, даже вижу его.
Озираюсь по сторонам, как не в себе, но это ведь бред, Вероника…
— Девушка. Паспорт?
— Да, да. Извините.
Протягиваю документы, а сердце буквально готово выпрыгнуть из груди. Сдаю багаж, все еще посматривая в стороны. А когда разворачиваюсь, чтобы пройти к нужному гейту…
Мне не померещилось.
Замираю не в силах справиться с лавиной чувств. Шум аэропорта исчезает и слышны лишь рваные удары собственного сердца. Артур стоит вдалеке, не в привычном костюме, а в повседневной одежде. Руки в карманах джинс, а в глазах…столько всего…
Даже люди, что смазанными пятнами, снуют между нами не затмевают этих ярких эмоций.
Поджимает губы, а мне очень хочется плакать. Неуравновешенно реветь.
Он не двигается и не подходит. И я уверена, не сделает и шага.
Теребя билет, двигаюсь влево, интуитивно рассчитывая, что мой выход там. Он зеркалит, двигаясь также, при этом ни на метр, не сокращая нашу дистанцию.
Это…Господи, как же ноет в груди!
Тоска, печаль, любовь, сожаление, боль, отчаяние. Набор, казалось бы, сложных эмоций в таком простом жесте.
Медленно, шаг за шагом он незримо провожает. Не выпуская из вида, и не меняя выражения лица.
Честно сказать, я даже и не знаю, что сказала бы, подойди он ко мне сейчас.
Когда я, наконец, дохожу к стойке, которая разделит нас, он тоже останавливается. Незабытая полуулыбка одним уголком губ и едва уловимое словосочетание, что мне удается распознать по губам:
«Счастливого пути, Ника»
Слезы бегут без моего ведома и я киваю, сквозь них посылая в него подобие улыбки.
Отворачиваюсь, показывая билет и стремительным шагом вхожу внутрь, буквально крича себе в сознании ни в коем случае не оборачиваться.
А когда, в конце концов, добираюсь до своего места в самолете, отвернувшись в окно, глотаю ком в горле от собственных рыданий.
Не обьяснить, что конкретно повлияло и тронуло до глубины души… То, что он понял меня в наш последний разговор, его молчаливый приезд сюда или эта короткая фраза на расстоянии.
Просто все это: признания; как рыдала у него на груди, в таких родных объятиях; вся эта чертова правда и ее конец.
Было действительно проще делать вид, что я ненавижу его.
Но душа…она всегда хранила и оберегала облик того мужчины, каким он был для меня. Да, болела, да, была разбита в мелкую крошку и все равно невольно продолжала видеть его. В то время, как самолет взлетает, я оставляю еще одну маленькую часть своей души.
Как и тогда.
Только сейчас иначе.
Сейчас, я отдаю ему ее только для того, чтобы он не потерял след. Не для того, чтобы найти, а чтобы простить.
Простить себя.
Меня.
Всех тех людей, кто стал катализатором той пытки, которой подверглись наши жизни. Виноваты мы все, без малого, каждый из нас внес лепту в то настоящее, которое мы имеем.
Утираю слезы, мысленно проговаривая ему ответ:
«Будь счастлив, Артур.»
Глава 33
Артур
— Рассказывайте.
— Ваш человек ведь уже приходил… Я отдал все документы, что у меня были.
— Меня интересуют все подробности. Вы передали бумажки, за которые ожидаете, чтобы я спасибо сказал?! — смотрю на сухого пожилого врача.
Он оценивающим взглядом смотрит на мое бычье лицо.
— Артур Александрович. — складывает руки в замок: — Прежде всего хочу сказать, что это полностью моя инициатива раскрыть правду.
— И я должен за это вас обнять?!
Сейчас бы взять его за шкирку и пару раз приложить об стену.
— Артур Александрович…
— Ближе к делу. У меня немного времени, и поверьте, вам же лучше, если я по-быстрому исчезну, после того, как все узнаю.
— Екатерина Ризанова поступила к нам поздней ночью, однако, в карте пациентки не стояло имя напротив ФИО отца.
Немудрено.
— Роды прошли довольно быстро, девушка была взвинчена, и поверьте, не потому что боялась. Вела себя не так, как пациентки перед началом. Все кому-то звонила и звонила, вплоть до начала родовой деятельности. Когда родилась девочка, в принципе, было не странным, что она не отреагировала на младенца. Есть категория женщин после болевого шока, не могут тут же умиляться своему дитю.
Она просто физически на это способна.
— Но потом стало понятно, ваша жена тот еще сухарь, простите. Вы появились на следующий день, но у меня тогда закрались сомнения, потому что еще до Вас сюда приезжал один мужчина.
— Кто?!
— Не скажу кто, но он представился родственником пациентки. Безусловно, не сохранилось никаких данных, кроме журнала, который велся для посетителей.
Он достает множество распечатанных листов, где значатся все посетители. Открыв на нужной странице, указывает пальцем на надпись.
Абрамов К.Н.
Дышу носом, стараясь держать себя в руках.
— Почему молчали?! — пристально смотрю в глаза пожилого мужчины.
Он опускает взгляд.
— Все это произошло, когда моей супруге нужна было срочная операция. И деньги…они…
— Сколько? — усмехаюсь, тогда как
